Дмитрий Всатен - Оридония и род Людомергов[СИ]
— Сколько же вас, — прорычал он, и ринулся вперед. От его удара один из холкунов едва успел укрыться за щитом. Раздался грохот и половина щита разлетелась в щепы.
Холкуны невольно подались назад.
Второй удар дремся убил наповал одного из воиной.
— Ага! — зло захохотал Тран. — Ага-а-а-а! Ха-ха… — И продолжил свое страшное дело.
— Убить его, — приказал Тугут и его воины бросились вперед.
Тран дорого отдал свою жизнь: двое холкунов были убиты, еще двое сильно поранены прежде, чем Тугут добрался до дремса и лично срубил ему голову. Тело еще некоторое время делало выпады, но после свалилось на землю и забилось в диких судорогах.
Воины в ужасе смотрели на поверженного. Многие из них были смертельно бледны.
— Волчье безумие, — посмотрел на людомара Тугут, то ли спрашивая, то ли утверждая.
Сын Прыгуна на всякий случай кивнул.
В этот момент на тропе показался еще один дремс примерно в таком же состоянии, как и первые два. Его тут же забросали дротиками.
— Это и есть тот запах, который ты слышишь? — спросил Тугут, заприметив, как охотник принюхивается к запахам, исходящим от трупов.
— Нет. Это не тот запах. Я слышу другое.
— В путь! — приказал Тугут и указал вперед. — Ты сможешь быть с нами? — Он посмотрел на людомара с нескрываемой надеждой.
Тот кивнул. Повязка на лице приглушала тошнотворный запах.
Ему протянули еще несколько повязок и даже смочили их настойкой.
Не успели они пройти и сотни шагов, как прямо из леса на них вышел Плакса. Людомар сразу узнал его и с ужасом увидел его зеленовато-красные глаза.
Плакса двигался прямо, слегка покачиваясь. Воины вскинули копья.
"Нет", знаком показал дремс и приблизился к Тугуту. Он что-то ему сказал, взяв за плечи. Потом встряхнул его и снова что-то сказал. После этого отбежал, пал на колени и впился руками в землю.
"О-а-а!", вырвалось у всех, когда Плакса внезапно вытащил нож и вонзил его себе прямо в сердце. Захрипев, он повалился набок.
Тугут стоял открыв рот, бледный и подавленный.
— Что делать будем, Тугут? — вывел его из оцепенения один из воинов.
Холкун вздрогнул и просипел: "Вперед!"
Хотя лес не возволял заглянуть далеко вглубь Черного леса, но уже и теперь стало заметно, что Грязная тропа уводила отряд в желтоватый туман, которые медленно стелился по земле.
Людомара в который раз вывернуло.
Даже холкуны, вот уж на что плохие нюхачи, и те стали блевать.
Вдруг слева раздался треск. На него мало обратили внимание. И только ухо людомара уловило, что трест тот исходит не от куста или ветки, но от нескольких кустов и многих веток.
Образ в мгновение ока мелькнул перед его глазами, но он не успел даже напрячь язык, как в самую середину колонны врезалась голова огнезмея, вырвал из нее клоки солдат.
Холкуны не мешкали ни секунды и сразу бросились в атаку.
Людомар видел тщетность их попыток. Заметил он и то, как огнезмей обвил кольцами одно из деревьев, вырвал его с корнем и словно щеткой провел по тропе.
Сын Прыгуна вмиг оказался на дереве, поэтому его лишь слегка задело ветками.
После такой зачистки на тропе остались лежать десятки убитых и покалеченных олюдей. Они кричали от ужаса и от боли.
Охотник в два прыжка перебежал тропу и очутился за спиной змея. Всякий, кто охотился на хищников в Чернолесье знает, что древоедные змеи сильны, но и у них есть слабое место — то, которым они держатся за землю. Сын Прыгуна без труда отыскал это место. Он подбежал к телу огнезмея, просунул между его чешуйками острия своей пики и с силой надавил.
Людомар отчетливо видел, что под его нажимом тело змея даже не дрогнуло. Не прошлась по его телу и волна причной всему живому боли. Отставив копье и вытащив нож, охотник проделал ту же операцию.
Сын Прыгуна никогда не считал себя слабым, но в этот миг осознал свое бессилие перед мощью неведомого змея. Он давил ножом в тело огнезмея столь сильно и так долго, что даже пот, что было невероятно, выступил на его лбу и висках, затекал по шее на спину.
Между тем на Грязной тропе все было кончено. Змей резким движением перекусил последнего сопротивлявшегося холкуна и отшвырнул его себе за спину. Только сейчас он почувствовал уколы в спину и повернулся.
Чернолесье оглушил дикий рев. Огнезмей почувствовал свою несостоявшуюся добычу.
Людомар со всех ног мчался прочь. В его мозгу свирбела только одна мысль и эта мысль была подобна смерти.
"Придется научиться жить без леса!" — Слезы наворачилась на глаза. Хотелось выть и кричать. Кричать и плакать. Листья били охотника по лицу. Они словно похлопывали его, прощаясь навсегда. Сердце ныло и дрожало, оно пело о том, что без леса нет жизни людомару; о том, что всюду в ином месте он чужой.
Неожиданно вся сумятица в голове разом оборвалась. Людомар пробежал еще несколько шагов и остановился в недоумении. Он не знал, что заставило его сделать это.
Прислушавшись, он различил густой хор звуков, состоявший из хрипа во множестве переламываемых ветвей, которому подпевал скрип стволов деревьев, гнувшихся под тяжестью огнезмея. Общий фон наполняло шипение, исходившее от его тела.
Звук удалялся. Оказалось, что огнезмей двигается только с водой и не уходит далеко от нее.
Людомар стал принюхиваться. Не прошло и минуты, как он догадался, что заставило его остановиться. Он почуял запах крови, людомарской крови.
Услышать запах высокого охотника в лесу всегда было удивительно, а расслышать его кровь и вовсе невероятно.
Сын Прыгуна словно ищейка пошел по следу и в нескольких полетах стрелы от места начала своего поиска увидел клок седых волос, торчавших словно бы из-под земли.
Это был Светлый. Он лежал без сознания. На боку его сияла большая рваная рана.
****Крона дерева мерно колыхалась, рассеивая своими ветвями теплые ручейки предзакатного воздуха. Он, казалось, был насквозь пропитан ароматами цветущего Чернолесья и прогрет лучами весеннего солнца. Густой, терпкий аромат невидимыми клубами поднимался над лесом и медленно плыл то в одну, то в другую сторону, полностью подчиненный капризам ветра.
Ветры долетали в Чернолесье с двух сторон: холодные ветры приходили из Загорья — из владений Хладного короля, теплые — со стороны Большой воды. Подобно коннице белесые струи воздуха неслись по склонам, набривая скорость, а после и вовсе срывались в бешенный галоп, стискиваемые скальными ущельями, и оказавшись в конце концов на идеальной равнине Чернолесья, с гиком и гаком Хладный король устремлялся на равнину, предавая ее морозному опустошению. Ветер Большой воды был любим обитателями Великолесья больше, потому что вместе с ним приходила весна, становилось тепло и даже Редколесье наполнялось множеством дичи.
Иисеп, как и всякий коренной обитатель Чернолесья, предпочитал движению бездействие. Его обоняние доносило ему все вести, какие он смог бы получить, кружа по округе. Это прелесное качество прирожденного охотника, экономившее много сил, использовалось даже во время сна.
Иисеп дремал, расположившись, частью в гамаке хозяина, частью на ветке. Его удивительно устроенное тело могло замирать в любой позе, словно бы сделанное из пластилина. Вот и сейчас, погружаясь в сон, иисеп провисал животом вниз.
Его уши привычно прослушивали пространство, а нос его пронюхивал. Надбровные валики зверя преспокойно расползлись в разные стороны от переносицы.
Солнце садилось за горизонтов зеленого лиственного моря. Облака, окрашенные во все оттенки красного, подобно утятам, неуклюже, еле поспевая неслись вслед за них, лениво передвигая смешными хвостиками.
Густо перемешанный компот из запахов вливался в нос иисепа.
Вдруг его права бровь дрогнула и ожила. Зверь уснул, но эта бровь, словно шаловливый ребенок, дождавшийся, когда родители оставят его одного и выйдут из комнаты, вскочила и стала расхаживать взад и вперед. Наконец, она замерла у переносицы и, по всей видимости, окликнула подругу.
Вторая бровь также дернулась и тут же рванула к переносице. Обе о чем-то пошептались. Их нервозность передалась ушам. Уши больше не похивали сами собой в разные стороны, они насторожились и оба повернулись в противоположную от солнца сторону.
Иисеп подпрыгнул и принял стойку сам до конца не осознавая, что с ним делают его инстинкты. Полуоткрыв сморенные дремой глаза, он непонимающим взглядом глядел поверх крон.
Но вот и глаза зверя широко открылись. Он резко выбросил челюсть далеко вперед и спрыгнул в листву.
****Иисеп мчался что было духу. Его дыхание с хрипом вырывавшееся из груди выдавало возраст. Да, иисеп был уже не молод, однако он был в неплохой форме.
Ветви, листва, стволы деревьев и лианы мелькали под его ногами. Он словно не бежал по верхотуре, а шел по тропе, настолько уверенно и ловко он шел.
